Убийственное меню [P.S. Любимый, завтра я тебя убью] - Иоанна Хмелевская

— У меня кончилось терпение! — объявила Юстина. — Раз вы не понимаете, какой вред себе нанесли, я умываю руки. Этими пончиками вы вернулись на три дня назад. Доходит? Три дня диеты как не бывало. И зачем вы напялили голубое платье? Мало того, что обтягивает ужасно, так голубой цвет ещё и толстит, уж вам ли не знать! Лучше было надеть то, цвета гнилой зелени.

— Я и так все время в нем хожу.

— Потому что оно единственное впору. До остальных ещё худеть и худеть. А тётя пончиками перед дядиным носом трясёт. Он ведь и сам на диете, воздерживается, но и ему нелегко. Вот и взорвался. Не жалеете вы ни дядю, ни себя.

— Что, опять я виновата? — не поверила собственным ушам страдалица.

Если у Марины и были какие достоинства, выдержка и терпение явно не входили в их число.

— Ладно, делайте что хотите, больше я не стану надоедать. Однако в заключение считаю долгом сказать следующее: уговаривая вас и дядю немного похудеть, я и представить не могла, что из отвратительных для многих миллионов людей диетических блюд вы сделаете такие шедевры, что и голодание покажется благом. Скажи кто мне такое — не поверила бы. Но ведь вижу и сама ем.

— Если бы твой дядя хоть раз меня за это похвалил.

— Он и хвалил! Помните, когда вы сидели на супчике, а мы с Хеленкой из сил выбивались, готовя для него? Он так меня тогда отругал! Сказал — не желает больше подобную гадость и в рот брать, только тётины изделия его устраивают.

— Да ладно уж, — пробурчала тётка, стараясь не показать, что польщена. И закончила излюбленным припевом:

— Конечно, во всем виновата я, никто со мной не считается.

У Юстинки опустились руки.

Учитывая, что Кароль приезжал домой только на обед, а потом исчезал и возвращался поздним вечером, четыре дня прошли спокойно. Гордясь сброшенными семью килограммами, Марина нанесла визиты знакомым и удостоилась похвал даже обычно скупой на них Кристины.

— Если хорошенько приглядеться — заметно. Учти, однако, что одно дело семь килограммов при общем весе в семьдесят, и совсем другое — при ста сорока семи. Сто сорок все равно остаются. Но и это достижение. Ещё сбросить килограммов пятнадцать — и станешь похожа на человека.

Марина даже не обиделась, знала — подруга завидует. Погоди, она ещё себя покажет, у Кристины глаза на лоб полезут.

К вечеру четвёртого дня, перед последним экзаменом, Юстина позволила себе оторваться от учебников и спустилась в кухню. Можно перекусить и немного передохнуть.

Из своей комнаты вынырнула Хелена. На этот раз она смотрела фильм «Четыре танкиста и собака». Как раз закончился штурм Берлина, и она не слышала, как хозяин вернулся домой. Юстина у себя в комнате тоже ничего не слышала.

Кароль вернулся раньше обычного, отпер входную дверь, а поскольку его никто не встретил, решил, что никого нет дома. Его вполне устраивала перспектива побыть одному, день выдался на редкость неудачный. Кароль не сумел воспользоваться выгодным подрядом, поскольку не оказалось свободных средств, а он не выносил финансовых неудач. Кроме того, в казино увидел Иолу с каким-то парнем, молодым и стройным, и испытал неприятное чувство. Нет, не из-за ревности — позавидовал физической форме её спутника. Насколько таким легче жить! Ведь наверняка малый свободно натягивает носки и вытирает ноги после мытья!

Вот Кароль и покинул казино раньше времени, не желая больше видеть эту пару. И даже на ужин не поднялся в ресторан.

Поскольку дома никого не было, хозяин обслужил себя сам. В кухне обнаружилось его любимое диетическое блюдо, гениальное изобретение Марины — мусс из индюшачьей грудки, а к нему набор других вкусностей: салат из сельдерея, брусника, маринованные грибочки. Прихватив ещё бутылку белого вина, принёс все это в столовую и расставил на обеденном столе.

В этот момент и встретились в кухне Юстина с Хеленой. Не зная о присутствии Кароля, они принялись обсуждать создавшуюся ситуацию.

Обе уже давно стали союзницами в начатой Юстиной диетической кампании, и обе одинаково переживали все её трудности. Юстинка пожаловалась на очередную выходку тётки, которая своими руками гробит собственные же достижения, не слушает, что ей говорят, только глупо обижается. Но под конец все же добавила:

— И все равно с тёткой легче, чем с дядей. Та иногда послушается доброго совета, хотя и не всегда понимает, в чем дело. А вот дядя… тот и рта не даёт раскрыть, когда ему говоришь.

— И то сказать, наслушался, бедняга, за все эти годы, — возразила домработница.

— Так он же не дурак, должен понимать, что ему на пользу, а что нет? Пусть и слушает выборочно.

— А чего он не желает слушать?

— Моих просьб хоть изредка доброе слово тёте сказать. Причём прямо, а не иносказательно. До тётки иносказания не доходят.

— Еду он же хвалил.

— Хвалил, но из эгоизма. Если бы разругал, тётка, глядишь, и перестала бы готовить.

Вольский подумал, что Юстинка совсем неглупа, выводы делает правильные. А та продолжала:

— И этого явно недостаточно. Хвалить надо не только за еду.

— И то верно, — согласилась кухарка. — Пани так намучилась, голодаючи, мог бы сказать, насколько лучше теперь выглядит. И по-французски, говорят, лопотала без остановки.

— Вот именно. Понимаете, честно признаюсь: я очень надеялась, зная дядину скупость, на финансовую сторону лечебного голодания. Ведь какая экономия! Тётя ни разу не попросила денег, но и это не помогло.

— Так ведь Юстинка не видела, сколько тут растранжирено за последние годы! Пани покупала одно платье за другим, раз наденет — и в шкаф повесит, потому как её тут же разнесёт. Ну, может, не один раз, да все равно пустая трата денег.

Тут Кароль похвалил про себя и наблюдательную Хелену. Даже про мусс забыл, настолько заинтересовал его разговор.

— Все это справедливо, но надо же меняться, — продолжала Юстина. — Тётя уже сделала первые шаги, ей надо помочь. Не способна она полностью переродиться, и так многого добилась. Я не открою Америки, если скажу, что дядя по умственному уровню намного превосходит её, как, скажем, Гималаи превосходят наш Гевонт…

— Да уж, пан умом куда как посильнее пани будет, — подтвердила домработница.

— Растоптать её — для него пустяк, — горячо продолжала девушка. — А ведь это низость — бить лежачего!

— Ну, не скажи, этот лежачий и укусить может, — опять возразила Хелена.

— То-то и оно, меня временами просто злость берет! Придёт дядя в хорошем настроении, а тётка непременно его испортит идиотскими претензиями. И все равно скажите — кто должен уступить?

— Умный глупому завсегда уступит.

— И раз уж он установил такой порядок, что он один работает и зарабатывает, должен и об остальном подумать. Сам не разрешает тётке ни о чем другом, кроме еды заботиться, значит, сам же пусть сообразит, что ему выгоднее — чтобы тётка продолжала толстеть и его разорять или похудела и сэкономила на платьях? Мог бы и пообещать ей какую-нибудь премию за экономию, простимулировать, так сказать. Например, новую чёрную горжетку, если сбросит десять кило. Считать он умеет.

— Так ведь мужик. Они этих бабских вещей не понимают.

— Вот-вот. Сам не понимает, а когда другие объясняют — не слушает.

Тут Вольский с раздражением подумал, что племянница слишком много себе позволяет. Ещё дипломатию разводить дома…

Домработница опять уловила суть.

— Да пану Каролю просто не хочется в это вникать. У него голова для другого предназначена.

— Вы правы, он думает о важном, это для него мелочи. А мог бы и прикинуть, что лучше: постоянные склоки и нервотрёпка или одно-два добрых слова разок в неделю.

— Неужели хватит? — усомнилась домработница.

— Ну, хорошо, разок в день. Любит критические замечания отпускать, вечно говорит гадости. Вот сказал бы — выглядишь прекрасно. И хватит. Потом может отключиться и не слушать пустую, по его мнению, болтовню. Для тёти так важно, чтобы её заметили и оценили! У неё уже и присказка такая выработалась: «Я не человек, меня не замечают».

Хелена задумчиво произнесла:

— А мне сдаётся, пану Каролю тоже доброе слово лишним не будет.

— Не думаю, — возразила Юстина. — Он не нуждается в одобрении других, потому что знает себе цену и уверен в себе. А вот тётя — другое дело. Для неё нет ничего важнее, как заслужить одобрение в глазах мужа.

— А ещё пани Марина любит, чтобы её жалели, — заметила Хелена. — Пан Кароль для жалости непригодный, тут уж ничего не поделаешь.

— И не надо! — подхватила Юстина. — Пусть делает то, к чему пригодный, а жалеть мы с вами будем. Я уж лет десять этим занимаюсь. Это только в последнее время стала злой и нетерпимой.

Тем временем Кароль справился с ужином, остались лишь белое вино да сельдерей с хреном. Бабы затронули очень важные вопросы, он услышал нечто для себя полезное и интересное. Например, первый раз в жизни понял, что и в самом деле не нуждается в одобрении окружающих, ему вполне хватало нулей на банковском счёте. Ну и всего с ними связанного: работы, деловых комбинаций, расчётов, планов, поверженных конкурентов…